Григорий Захарович Розовский

Aus Rodovid DE

Ereignisse

Hochzeit: ♀ Лидия Котопуло (Шлиндман, Розовская) [Котопуло] d. 1976

Anmerkungen

Вы помните бабушку, дедушку?

- Дело в том, что Розовский - не моя фамилия. Меня усыновил отчим. Его звали Григорий Захарович Розовский, он был инженером. Он просто пожалел мою маму. Это был, как мне кажется, брак по расчёту. По крайней мере, мне не давали понять, что это настоящий брак. Мама всю жизнь безумно любила моего отца, которого звали Семён Шлиенгер. Своего младшего сына я назвал в честь него. Моя мама полукровка: русская и гречанка.

• http://www.jewish.ru/culture/cinema/2001/10/news8627.php

Теперь, собственно, об отчиме, чью фамилию и благодаря которому отчество «Григорьевич» ношу. Отметим сразу: Гриша Розовский в своем семейном революционном выводке был белой вороной. Все в нем — в его личности, характере, увлечениях, страстях, размышлениях — целенаправленно совсем в другую сторону. Уточним: даже противоположную.

Вот ведь как распоряжается Всевышний судьбами своих «муравьев» - у него для них своя «политика противовесов»: Григорий Захарович Розовский, усыновивший меня и в связи с этим получивший звание моего «отчима», диаметрально позиционировал себя как человек далекий от политики — раз, имеющий в жизни совсем другие интересы - два.

Он ни с кем и ни за что не боролся. С Лениным не фотографировался и в анкетах честно писал по всем пунктам: «не был... не состоял... не участвовал».

Правда, ходил подлый слушок, будто Гриша в 14 лет командовал каким-то полком, но я думаю, это были досужие домыслы кого-то из боевых сестер - их фантазии вполне объяснимы, поскольку романтика требовала героики , где обязательно есть нечто поэтическое, а революционное миросознание должно менять жизнь к лучшему в полном согласии с иллюзиями, ради которых стоит жить и страдать. Все Розовские были натуры цельные, из породы негнущихся, умеющих мечтать и делать свою мечту. Вопреки всему. Григорий Захарович, как мне помнится, имел в этой жизни три увлечения.

Первое — уважал маму, свою сослуживицу по работе, вечно хотел ей помочь. И мама его уважала, не более того. Их брак был фиктивным, жили они раздельно - мы у себя на Петровке, он у себя на Новокузнецкой. Но общались.

Второе – он любил голубей. Он их гонял профессионально, держа у окна в клетках в своей квартире на Новокузнецкой улице. И третье увлечение - шахматы. Он играл в эту игру на уровне мастера, но звание (спортивное) имел пониже - кандидата в мастера. Шахматы и голуби - вроде бы два сумасбродства, но они грели быт, наполняли жизнь до краев, давали отчиму счастье. Вообще-то «отчим» — слово какое-то дурное. Как и «мачеха». Сразу представляются какие-то злые люди, плохо относящиеся к чужим детям.

Ничего даже близко похожего на такое отношение к себе я не имел.

Более того, мы с ним подружились. На почве тех же голубей и шахмат.

- Подержи!.. Хочешь подержать? — говорил он мне, вручая в руки белоснежную птицу, и она тотчас начинала ворковать, будто разговаривала со мной о чем-то своем. Все-таки я был дворовый мальчишка, и мне было ИНТЕРЕСНО с ТАКИМ необычным человеком.

Это сейчас я не могу толком отличить «сизаря» от королевского, венценосного от почтового, а тогда разбирался во всех тонкостях, разумеется, с подачи Григория Захаровича.

Вместе мы посещали Птичий рынок. Покупали. Продавали. Торговались. Заводили знакомства. «Голубятники» Москвы - а их в те послевоенные времена в городе и пригородах было великое множество - и все фанаты, все теоретики и практики! - Григория Захаровича знали - ну, не все, но многие! - и он этих многих консультировал, общался с ними как знаток.

Если бы глянуть со стороны на это, наверное, было смешно: Григорий Захарович носил пенсне, имел лысину и очень сильные, неправдоподобно сильные руки, умевшие плотничать, токарничать, пилить, строгать, забивать гвозди, что-то ввинчивать и отвинчивать... Ведь все голубиные клетки в доме он сделал своими руками. В прихожей стоял огромный станок и стол с множеством инструментов - молотки, кусачки, ножницы, режущие жесть, напильники, тиски, пилы и пилки...

Так вот, этот человек с видом рафинированного интеллигента запросто болтал и находил общий язык с голубятниками-блатарями, с пахучими и грязными продавцами живого крылатого товара. Он умел на разные лады свистеть в два, три и четыре пальца и, выйдя во двор, оглашал его своим умением - забавная незабываемая картина, когда этот на вид профессор становился полновластным хозяином голубиной стаи.

Голубей надо было кормить по науке. Следить за их здоровьем, настроениями, характерами.

Их надо было выпускать на волю - двойками, тройками, стаями... И делать это по режиму, в регулярном ритме. Чтобы они возвращались!..

Но бывали случаи - редко, но бывали! - когда отчим сидел мрачнее тучи и смотрел в одну точку. В такие моменты - не подходи, убьет!.. Депрессия!..

Что случилось?.. Можно не спрашивать.

Голубь не вернулся!

Трагедия почище шекспировской.

Он не пил. В рот спиртного не брал. Но умел залить горе. Буквально, залить.

Кипятил чайник. Ставил таз. Наклонял над ним голову.

- Полей! — говорил он мне.

Я ужасался: ведь кипяток же!..

- Я о чем прошу?! - гневно говорила опущенная к тазу голова. Я слегка брызгал на лысину из чайника.

- Еще!

Я лил еще.

- Еще!.. Еще!.. Харррашшшо!

Лысина отчима, едва-едва не обваренная, но красная до предела, прыгала перед моим носом.

- Полотенце! - командовал он.

Я кидал на лысину приготовленное мамой полотенце, обрядовое действие имело логику - после омовения следовало обтирание и далее — общий смех, окончательно снимающий напряжение.

- Теперь в шахматы!.. - предлагал я. - Сыграем?

- Вслепую! — отвечал он с азартом.

Это значило, что я сидел за доской и передвигал фигуры и пешки за него и за себя. Он только произносил: слон эф-пять бьет пешку цэ-четыре!..

Он, конечно, выигрывал, даже не глядя на доску, запоминая безошибочно меняющееся расположение своих и моих шахмат, но ему доставляла удовольствие эта игра на память, на воображение, если можно так выразиться. Высший класс. Демонстрация кибернетического мозга, но в то время кибернетика была лженаукой.

- Сдавайся! - говорил он мне. — У тебя положение безвыходное.

Я продолжал играть.

- Это неуважение к сопернику. Учись сдаваться!..

Не нравилось мне это «учись сдаваться», честно скажу. Тогда отчим, доведенный моим упрямством, раздраженно объявлял:

- Через три хода тебе мат!

- Ну и что?.. Пусть будет мат, но я играю.

Я играл.

- Не будь дураком. Это закон такой неписаный - не доводить до мата.

Учись сдаваться.

Я до сих пор, дурак, не научился. Так и слышу в ушах этот голос: «Учись сдаваться!..» «Учись сдаваться!..» Йо-хо-хо!..

- Мат! - говорил мне отчим наставительным тоном. - Ты даже «мат» не видишь.

- Вижу.

- Ну, тогда собирай шахматы. Кто проиграл, тот собирает.

А вот этому неписаному закону я следовал. Что делать, если проиграл?!..

Мама называла его за глаза «чудаком» или «милым чудаком». По-чеховски... Россия — страна героев и антигероев. И те, и другие — сплошь «чудаки»...

По он, хоть и был «чудак», но отнюдь не прост. В этих его странностях и чудачествах проявлялось скрытое неприятие всего, что происходило вокруг. Шахматы и голуби для Григория Захаровича - это что-то вроде башни из слоновой кости. Это жизненные принципы, позиция вроде бы антигражданская, но на самом деле супергражданская. Легальный уход от реальной жизни с ее катаклизмами и мерзостями требовал от человека найти тайную лазейку. Но такую, чтоб никто не придрался. Не обвинил в аполитичности или, не дай Бог, в противостоянии режиму.

Голуби воркуют, взлетают, кружат, а ты знай себе посвистывай...

Шахматы тренируют мозг, заставляют решить головоломки, отвлекают от надоевшего быта, а ты знай себе поигрывай...

Улёт - как результат своеобразных наркотиков... Чем не способ выжить при тоталитаризме?! Но как при этом обустроить личную жизнь?! Это самое трудное, поскольку вносит в программное одиночество ветер перемен. Мама всю жизнь любила только одного человека - моего отца.

Но когда Григорий Захарович умер, сказала:

- Жаль. Он был хороший человек. Я ему благодарна.

И мне, и всем было понятно, за что, за кого.

Мама прижала меня к себе, как маленького, хотя мне в ту пору исполнилось восемнадцать лет.

- Вот за кого. За сына.

И я присоединяюсь к ее словам. Усыновленный, с другой фамилией (не такой уж явно еврейской, как Шлиндман) я получил другую судьбу, хочешь – не хочешь.

• http://jig.ru/index4.php/2010/10/14/otchim-i-semya-rozovskix.html

Von Großeltern zu Enkelkinder